Джером Дэвид Сэлинджер. Над пропастью во ржи. Джером сэлинджер - над пропастью во ржи

Главный герой романа Холден Колфилд впервые появился в литературе вовсе не в «Над пропастью во ржи», а в ранних рассказах Сэлинджера, которые частично вошли в роман: «Я сумасшедший» 1941 года и «Легкий бунт на Мэдисон-авеню» 1945 года. В 1944-м также был выпущен рассказ «День перед прощанием», в котором некто Винсент Колфилд рассказывает о своем младшем брате, которого выгнали из школы.

Сэлинджер писал «Над пропастью во ржи» на фронте Второй мировой, во время высадки в Нормандию, с собой у Сэлинджера было шесть глав романа.

Есть несколько теорий о происхождении имени Холдена Колфилда. По одной из версий, во время военной службы Сэлинджер познакомился c моряком Холденом Боулером, в честь которого и назвал своего героя. По другой - это имя было кличкой самого Сэлинджера. По самой распространенной версии, имя происходит от фразы, отсылающей к названию романа: «hold on a coal field» - «держаться на выжженных (угольных) полях».

Несмотря на то что Холден плохо отзывается о романе «Прощай, оружие!», в жизни Сэлинджер и Хемингуэй дружили, глубоко уважали творчество друг друга и даже вели регулярную переписку.

Про то, что роман «Над пропастью во ржи» был настольной книгой Марка Чепмена, убийцы Джона Леннона, слышали многие, однако с книгой связано еще несколько менее известных криминальных историй. В 1981 году Джон Хикли-мл., одержимый романом Сэлинджера, совершил покушение на президента США Рональда Рейгана, а в 1989 году маньяк Роберт Джон Бардо убил актрису Ребекку Шеффер, держа в руках все ту же злосчастную книгу.

Марк Чепмен, интервью в тюрьме

С начала 60-х и до начала 80-х «Над пропастью во ржи» была самой запрещаемой книгой в школах и библиотеках США: считалось, что своим грубым языком и сюжетом роман поощряет пьянство и разврат.

Возможно, именно поэтому в самом знаменитом русском переводе Риты Райт-Ковалевой язык оригинала сильно смягчен: например, слово fuck, которое Холден видит нацарапанным на стене в школе, Райт-Ковалева перевела как «похабщина».

В 2009 году шведский писатель Фредерик Колтинг под псевдонимом Джон Давид выпустил «сиквел» к роману под названием «60 лет спустя: Пробираясь сквозь рожь», главным героем которого стал старик К., сбежавший из дома престарелых и блуждающий по Нью-Йорку. Однако Сэлинджер подал на Колтинга в суд и добился запрета на публикацию книги до истечения собственных авторских прав на «Над пропастью во ржи».

Так куда же все-таки исчезают утки зимой? Главный смотритель нью-йоркских парков Генри Дж. Стерн, ежегодно получавший письма на этот счет, в 2001 году наконец дал официальный ответ для New York Times: «Чаще всего зимой утки живут в центре пруда, центр замерзает в последнюю очередь. Потом утки перебираются зимовать в пролив Ист-Ривер или Гудзон». В 2010 году New York Times также опубликовал заявление смотрительницы Центрального парка Сары Седар Миллер: «Я понятия не имею, о чем говорит Сэлинджер. Я работаю в парке 26 лет, и утки всегда на месте. Я даже фотографировала этих пресловутых уток на льду».

Стихийный протест литературной молодежи 50-х против мира, доставшегося ей в наследство, не всегда принимал столь демонстративные формы, как в творчестве битников, и порой это давало более весомые художественные результаты. Так, в повестях Трумэна Капоте (1924—1984) "Лесная арфа" (1951) и "Завтрак у Тиффани" (1958) и особенно в произведениях Джерома Дэвида Сэлинджера (род. в 1919), написанных в русле того, что крупнейший английский американист М. Брэдбери назвал "встревоженным реализмом", страх перед ядерной угрозой, потеря исторического оптимизма, отчуждение личности, чувство "неправильности", "фальшивости" американской жизни того времени переданы с поразительной отчетливостью и силой.

Наиболее ярок в этом плане единственный роман Сэлинджера "Над пропастью во ржи" (1951), "библия" послевоенных юнцов. Очень интересны, хотя и не столь цельны, сэлинджеровские новеллы и повести так называемого "цикла о Глассах", также созданные в 50-е годы.

Дж.Д. Сэлинджер — одна из самых интригующих фигур литературы США XX века. О жизни его известно очень немногое; писатель принципиально не дает интервью и прячется от журналистов. Он родился в городе Нью-Йорк, в состоятельной семье, окончил Пенсильванскую военную школу, некоторое время посещал Нью-йоркский и Колумбийский университеты, в 1942 году был призван в действующую армию и в составе пехотных войск участвовал во Второй мировой войне, пока в 1945 не попал в госпиталь с нервным срывом. Печататься Сэлинджер начал с 1940 года, но продуктивный период его творчества пришелся на 1950—1965. Несмотря на шумный писательский успех (и, возможно, из-за него), он в 1965 оставил Нью-Йорк, литературу и поселился в провинциальном городке Корниш, штат Нью-Гэмпшир, где живет до сих пор. Его длительное молчание и полное затворничество не мешают огромной популярности, которой Дж.Д. Сэлинджер пользуется в США. [Прим. ред.: Дж.Д. Сэлинджер умер 27 января 2010 г.]

Роман "Над пропастью во ржи" написан от первого лица. Герой-повествователь, шестнадцатилетний нью-йоркский подросток из респектабельной семьи Холден Колфилд ощупью, через постоянные метания и неудачи ищет свое место в мире, о чем рассказывает собственным, как Гекльберри Финн у Твена, живым и образным языком молодежного жаргона. Это лирический роман, очень небольшой по объему, с ослабленным фабульным началом, с заменой внешнего сюжета внутренним. Все события одноплановы, сконцентрированы вокруг героя и направлены на него. Это центростремительное повествование, столь характерное для американской прозы XX века. Как видим, форма, введенная в литературу в 1920-е, снова вошла в художественный обиход; она оказалась созвучной настроениям иной, но также кризисной для человеческой личности эпохи.

В основе романа Сэлинджера лежит принцип "сжатого времени". Повествование начинается в тот момент, когда Холдена исключают из очередной престижной школы, куда определили его любящие родители. По-детски оттягивая встречу с ними и "по-взрослому" стремясь пожить самостоятельно, "как ему хочется", Холден не спешит возвращаться домой и трое суток блуждает по холодному Нью-Йорку, полному предрождественской суеты.

Непосредственное действие романа укладывается в этот краткий временной период, но за счет воспоминаний и размышлений героя (о смерти его четырнадцатилетнего брата Алли, об их старшем брате, который был "потрясающим писателем", пока не "продался в Голливуд", о бывших соучениках и нескладывающихся отношениях с девочками и т.д.) здесь воспроизводится вся короткая пока жизнь Холдена и прекрасно воссоздается атмосфера Америки середины XX столетия.

Опыт "самостоятельности" оказывается для героя сумбурным и не слишком приятным. Он чувствует себя не в состоянии найти свое место в мире и не видит перспектив его обретения. Холдена не устраивает то, что может предложить ему его обычное окружение, не манит карьера адвоката, университетского преподавателя, врача, возможная для юноши его круга. Ему мучительно трудно находить общий язык со сверстниками — "нормальными" молодыми американцами, стандартно стремящимися к жизненному успеху, то есть к комфорту, денежному благополучию, социальному положению.

Холден — нестандартный подросток, чересчур ранимый, легковозбудимый и конфликтный, он явно не вписывается в общество. Это не может не травмировать героя, хотя бы он сам и искал независимости от него и принятой в нем системы ценностей, которую Холден определяет как "липу" (то есть фальшь, показуху). У него нет никаких четких планов на будущее, ему хотелось бы только ловить детей над пропастью во ржи: "Понимаешь, тысячи малышей играют вечером в огромном поле <...>. А я стою на самом краю обрыва, <...> и мое дело — ловить ребятишек, чтобы они не сорвались в пропасть. <...> Они играют и не видят, куда бегут <...>, и я ловлю их. Знаю, это глупости, но единственное, чего мне хочется по-настоящему", — говорит Холден своему самому задушевному другу — десятилетней сестренке Фиби.

Природа и детское сознание, их чистота, цельность и истинность — вот что противопоставляет Холден Колфилд, стихийный романтик и максималист, стандартам материального преуспеяния. Не случайно его волнует вопрос, куда деваются утки в Центральном Парке, оазисе огромного каменного Нью-Йорка, когда их пруд замерзает; не случайно ему не нравятся автомобили — он бы "лучше завел себе лошадь. В лошади, по крайней мере, есть хоть что-то человеческое".

Не случайны и его утопические жизненные планы — быть "ловцом во ржи" и его способность нормально контактировать только с детьми. Холден сам еще во многом ребенок, несмотря на его высокий рост, седую прядь и "взрослую" привычку к курению. В нем, правда, уже нет детской цельности и ясности, и их утрату герой переживает мучительно; он подсознательно не хочет взрослеть, и это также своеобразный протест против окружающей действительности, которая навязывает ему определенные модели поведения, пичкает его суррогатами и пугает перспективой новой мировой войны. Недаром у Холдена вырывается: "В общем, я рад, что изобрели водородную бомбу. Если когда-нибудь начнется война, я сяду прямо на эту бомбу. Добровольно сяду, честное благородное слово".

Благополучная жизнь послевоенной Америки, пропущенная через тревожное восприятие героя-тинэйджера, обнаруживает нестабильность, уязвимость и зависимость положения человека в современном мире.

В романе Сэлинджера, как видим, разрабатывается и получает исключительно актуальное звучание целый ряд важных традиций литературы США XIX—XX веков: романтическая традиция идеализации природы и детского сознания, твеновская — показа действительности глазами героя-подростка, традиция лирической центростремительной прозы "потерянного поколения" и другие.

Сэлинджер в большей степени, чем даже битники и другие его сверстники в литературе, повлиял на мироощущение соотечественников, научил их думать и чувствовать нестереотипно, нестандартно и во многом сформировал общественно-активную позицию молодежи следующего десятилетия. Конфликт же с современной действительностью героев произведений "детей" литературы США 50-х остается принципиально неразрешимым. Так и будут кочевать по дорогам Америки неприкаянные молодые люди Керуака — в одиночку, как монахи Дхармы, одной из дзен-буддистских сект, пока не погибнут в случайной потасовке или от чрезмерной дозы наркотиков.

Так и не смогут найти общего языка с другими американцами сэлинджеровские Глассы — семеро детей водевильных актеров-эксцентриков с "говорящей" фамилией (англ. "glass" — "стекло"). Они так и останутся для окружающих опасными чудаками, хотя на самом деле они просто эксцентричны и поандерсоновски "гротескны". Это чистые и ранимые люди с живой душой, тонким интеллектом и хрупкой психикой. Несмотря на все усилия преодолеть изоляцию, они так и останутся замкнутыми в стеклянных стенках своего внутреннего мира и будут физически страдать при столкновении с окружающей их пошлостью, а самый лучший и ранимый из них — поэт Симор Гласс — добровольно уйдет из жизни. И, наконец, навсегда останется бунтующим подростком в литературе Холден Колфилд, даже если его реальный прототип — молодой американец 50-х — давным-давно остепенился, женился, обзавелся детьми и внуками и стал лояльным членом общества.

Читайте также другие статьи раздела "Литература XX века. Традиции и эксперимент" :

Реализм. Модернизм. Постмодернизм

Америка 1920-30-х: Зигмунд Фрейд, Гарлемский ренессанс, "Великий крах"

Мир человека после Первой мировой войны. Модернизм

Подросток Холден Колфилд рассказывает историю из прошлого Рождества. Рассказ не хронологический, многое стоит домыслить читателю.

Холден был во многом успешен. Например, был капитаном фехтовальщиков. Но его отчислили со школы за неуспеваемость, и это было уже не впервые. Прощается он только с одним учителем – историком Спенсером, хотя наставления этого человека Холдену совсем не нравятся.

В общежитии сосед по комнате просит Холдена написать вместо него сочинение, ведь у него не будет времени из-за свидания с Джейн Галлахер. Холден взволнован, он знает девушку.

Писать следовало о комнате, но у Холдена получилось сочинение о перчатке умершего брата Али. Рассказы о том, как прошло свидание, приводят к драке между парнями. Холден на эмоциях решает уехать в Нью-Йорк.

В Нью-Йорке он поселяется в отеле «Эгмонт». Фея Кэвендиш не соглашается на коктейль из-за усталости. Сестре Фиби подросток не звонить, чтобы случайно не попасть на родителей.

В ресторане отеля знакомится с Бернис и двумя ее подругами, танцует, считает новых знакомых глупышками. Воспоминания о Джейн снова захлестывают парня. Разговор с таксистом неинформативен, бесит таксиста.

В баре Холден встречает бывшую девушку своего брата с другим. Холдену становится неприятно такое соседство, и он уходит. В отеле Холдену предлагают снять девочку. Он соглашается, а потом пугается. Проститутка и лифтер выбивают из него деньги.

Холден звонит Салли Хейс, договаривается встретится в театре. Предложение убежать вместе девушка отклоняет, пара ссорится.

Холден напивается в одиночестве после встречи с Карлом.

Холден идет домой, говорит с Фиби, пока родители не приходят. Убегает.

Холден идет в гости к своему старому учителю мистеру Антолини. Учитель ничего не может посоветовать в его трудной ситуации, но высказывает опасение, что Холден мчится к пропасти. Ночует в доме учителя, просыпается от того, что Антолини гладит его по голове. Назвав старого психом, Холден уходит и ночует на вокзале.

Гуляет, решает уехать на Запад вместе с Фиби. Холден промокает, родители отправляют его поправляться от простуды и осложнений в санаторий.

Учит: пребывая в плену эмоций можно легко свалится в бездну. А в подростковом возрасте глубокое чувство одиночества создает бесконечную череду эмоциональных волн.

Подробный пересказ романа Над пропастью во ржи

Роман «Над пропастью во ржи» был создан великим американским писателем в 1951 году Джеромом Сэлинджером. Он был настолько популярен среди молодых людей, что оказал большое влияние на американскую культуру и мораль.

Роман рассказывает историю жизни юного парня Холдена. Его биография дает лучше понять культуру 50-х годов.

Роман начинается с воспоминаний главного героя Холдена в лечебном учреждении о своей молодости, а именно с того как он ушел из школы и как к нему пришло понимание.

Холден - это семнадцатилетний молодой человек, который не видит ни в чем перспективы ни в учебе ни в жизни, ни в общении со сверстниками и учителями, но все же ищет себя.

За неуспеваемость в старшей школе Холдена отчисляют и тем самым еще больше убеждают его в надуманных мыслях о том, что все плохие и хотят только зла. Выгнали со школы его не просто так. В школе он завалил все экзамены, пререкался со всеми преподавателями и был первым претендентом на вылет. Но Холдену было все равно потому, что это была не первая школа, с которой его отчисляли. Каждый раз уходя, он говорил: «Все здесь липа и на показ. Я не желаю быть марионеткой». Взрослые и сверстники вызывали в нем чувство отвращения до тошноты, а последний день в спецшколе был самым конфликтным. Типичное выражение «меня никто не понимает» являлось смыслом жизни.

Еще до отчисления он ссорится со своим другом, который просил помочь ему написать легкое сочинением. Конечно, Холден помог ему, но написал его в своем черно-белом стиле, за что и получил по лицу. Так драки в последнее дни возникали неоднократно, например, из-за девушки, которая нравилась обоим.

Уход из учебного учреждения стал переломным моментом. Теперь он закрывается перед миром еще больше и начинает открыто выражать свое негодование ко всем и вся. Он все реже и реже приходит домой и наконец-то уходит жить в отель. В отель он едет на такси, где говорит таксисту свою излюбленную фразу: «Интересно, куда деваются утки в центральном парке, когда пруд замерзает?». Таксист удивляется вопросу юноши и думает, что он просто над ним насмехается и не обращает внимания на молодого человека. Холден заселяется в отеле. Вернуться может быть домой хотелось, но страх быть осужденным родителями останавливает юношу. Жизнь в скитании не проходит без приключений.

Он скитается по ночному городу один в своих думах и мыслях. Заглянуть в ночной клубе не удается в силу своего юного возраста, за то любимый бар старшего брата становится его пристанищем. Некоторое время спустя он встречает свою знакомую с каким-то моряком. Ее вульгарность настолько раздражает его, что главный герой старается поскорей уйти.

Вернувшись в отель, и наслушавшись предложения об интимных услугах гостиницы, герою хочется лишиться невинности. Холден заказывает ветреную девушку, но с ее приходом передумывает. Ему хочется поговорить с ней о жизни, но ее это не интересует. Девушка просит деньги, но Холден разворачивает очередной конфликт и покидает отель. Все свои вещи юноше приходится сдать в камеру хранения и начать жизнь бездомного. Единственным светлым пятном является его девушка Салли, которую он приглашает в кино. На сеансе он раздражается и от фильма и от Салли, а сводив ее после кино на каток, ссорится с ней окончательно. Так как там герой рассказывает ей о своей ненависти к окружающему его миру. Он хочет взять машину и колесить по всему миру вместе с ней, но девушка оказывается очень рассудительной, не смотря на свой возраст. Она понимает, что они еще совсем дети и сообщает об том главному герою. Он оскорбляет и унижает свою возлюбленную за ее суждения. Салли уходит от него ион пускается во все тяжкие, но с кем бы ни встречался Холден, все были ему ненавистны. С каждым днем, с каждой секундой все больше и больше разочаровывался в людях, проявлял сочувствие только к самому себе. Опять гуляя по ночному городу и находясь в своих думах, он напивается и просит прощения у Салли. Незаметно он доходит до центрального парка и посмотрев на пруд с утками его одолевает тоска. У юноши соскальзывает с рук пластинка, купленная на кануне для своей младшей сестры, и разбивается. Он собирает осколки и направляется с ней домой. Дома родителей не оказалось. Он торжественно вручает сестренке осколки и просит денег взаймы. Сестра Фиби хоть и является еще совсем маленьким ребенком, но все же понимает своего брата с полуслова. Холден часто разговаривал задушевно с ней. И в этот раз он рассказал о своей мечте: «Я представляю, как маленькие ребятишки играют в огромном поле во ржи. В поле тысячи малышей, а кругом не души и не одного взрослого. Мое дело стеречь ребятишек для того чтобы они не сорвались с пропасти у поля».

Взяв деньги у сестры, он уходит к преподавателю переночевать. Наставник пытается дать ему ряд полезных советов: «Как строить отношения с окружающим миром». Но Холден слишком устал, чтобы воспринимать разумные суждения от старого преподавателя. Ночью, проснувшись от поглаживания по своей голове учителем, он срочно покидает его дом. Свою ночь приходится провести на вокзале и в тишине приходит осознание, что он ошибся на счет своего учителя и свалял дурака перед ним от этого у него приходит раздражение к себе, которое становится невыносимым. Именно в вокзальной тишине он думает, как жить дальше, к нему приходит решение уехать на запад, и там начать все сначала. Он пишет сестре об этом и просит прийти в условное место для того чтобы попрощаться. Однако сестра приходит с чемоданом и говорит, что тоже поедет с ним. Она начинает рьяно говорить о том, что ненавидит все и вся. Сестра вольно невольно показывает тем сам его самого. Она говорит, что ей жизнь надоела и все ее раздражает. Страх за Фиби и ее детское непослушание возрождает в нем здравый смысл. Он начинает мыслить в правильном направлении, неожиданно для себя забыв о своих отрицаниях. Холден проявляет благоразумие, ответственность и убеждает сестру отказаться от своего намерения. Юноша уверяет ее, что сам никуда не едет.

Он обнимает свою маленькую сестренку и идет с ней гулять в парк на карусели.

Роман заканчивается тем, что повзрослевший от своих приключений и от слов маленькой девочки Холден стоит около карусели, на которой катается его маленькая сестренка.

Эта история дает понять, что многие из нас делают одни и те же ошибки и необходимо прислушиваться к советам потому, что взрослые прожили жизнь и никогда плохо не посоветуют. Жить нужно не только для себя, но и для других и бунтарство не приводит ни к чему хорошему.

Жить нужно правильно и учить этой правде остальных.

Можете использовать этот текст для читательского дневника

Сэлинджер - Над пропастью во ржи. Картинка к рассказу

Сейчас читают

Алексин
Настоящая фамилия писателя - Гоберман, смену фамилии, он осуществил по своей личной инициативе. Родом он из Москвы, родился 3 августа 1924 года. Детские годы автор любил проводить на даче
Краткое содержание Шолохов Семейный человек
Старый казак, работающий паромщиком, перевозит через Дон демобилизованного солдата. По дороге Микишара рассказывает историю своей жизни в надежде услышать мнение человека не местного, «не свойского», способного к непристрастному анализу.
Краткое содержание сказки Заяц и еж Гримм
Однажды, в теплый погожий денек стоял Ёж у своего дома. Делать было нечего, и он решил сходить на поле и посмотреть, как растет брюква. На поле Ёж встретил Зайца
Краткое содержание Бесплодная земля Томас Элиот кратко и по частям
События происходят в послевоенной Англии. Природа пробуждается после зимы. В городе Штарнбергер-Зее дождливая погода. Мари разговаривает сидя в кафе с другом. Она рассказывает о катании на санках в горах.
Краткое содержание Толстой Три смерти
Описываются женщины, едущие в карете. Одна из них постоянно кашляла, - она была госпожой, у которой была чахотка. Атмосфера была душной и напряженной, горничная пыталась сделать вид, что страдает так же как больная, но выходило раздражающее молчание

У него ни малейшего почтения к богатым, сильным, знаменитым, ко всем классным игрокам жестокой игры, которую они называют жизнью и в которую, как им кажется, играют по всем правилам.Тринадцатилетний Холден среди них - явный "мазила". Поневоле или по призванию Мазила, которому все осточертело, и вся игра кажется "сплошной липой".Крик души главного героя не может никого оставить равнодушным, а его сарказм, как острое жало, не щадит никого и ничего. Ведь даже взрослому порой так хочется оказаться подальше от ненужных глупых разговоров, притворится глухонемым несчастным дурачком, и пусть все "оставят в покое".Об этом этот роман полный печали, тревоги и нежности. Книга большого мужества, большой любви.Перевод с английского Т. Райт-Ковалевой.

Описание добавлено пользователем:

Марина Сергеева

«Над пропастью во ржи» - сюжет

Роман написан от лица семнадцатилетнего Холдена Колфилда, находящегося на лечении в клинике (из-за туберкулеза): он рассказывает об истории, случившейся с ним прошлой зимой и предшествовавшей его болезни. События, о которых он повествует, разворачиваются в предрождественские дни декабря 1949 года. Воспоминания юноши начинаются со дня его отбытия из закрытой школы Пэнси, откуда он был отчислен за неуспеваемость.

Утром Холден связывается со своей подружкой Салли Хейс и приглашает её в театр, на пьесу с Альфредом Лантом и Линн Фонтэнн. После этого он покидает отель, сдаёт багаж в камеру хранения и отправляется завтракать. В ресторане он встречается с двумя монахинями, одна из которых - преподаватель литературы, и обсуждает с ними прочитанные книги, в частности, «Ромео и Джульетту». Позавтракав, он идёт в музыкальный магазин, надеясь купить для младшей сестры пластинку с понравившейся ему песней под названием «Крошка Шерли Бинз», и по дороге слышит, как какой-то маленький мальчик поёт: «Если ты ловил кого-то вечером во ржи…» Песенка мальчика немного поднимает ему настроение, он думает о том, не созвониться ли с Джейн Галлахер, о которой он хранит самые тёплые и трепетные воспоминания, но откладывает эту идею на потом. Спектакль, на который он идёт с Салли, его, однако, разочаровывает; он отмечает актёрское мастерство Лантов, но считает, что они играют напоказ, к тому же его раздражает «пижонская» публика. Вслед за спектаклем он идёт с Салли на каток, и после этого его «прорывает»: он импульсивно признаётся Салли в своём отвращении к школе и ко всему, что его окружает. В итоге он оскорбляет Салли, и та, расплакавшись, уходит, несмотря на его запоздалые попытки извиниться. После этого Холден пытается позвонить Джейн, но никто не берёт трубку, и он от нечего делать отправляется в кино, хотя фильм оказывается, на его взгляд, очень фальшивым. Ближе к вечеру он пересекается со своим знакомым Карлом Льюсом, высокомерным студентом, который считает Холдена слишком инфантильным и в ответ на его излияния советует ему только записаться на приём к психоаналитику. Холден остаётся один, напивается и направляется в Центральный парк проверить, что же в действительности происходит с утками зимой, но по дороге разбивает купленную для сестры пластинку. В итоге он всё же решает заехать домой. По счастливому стечению обстоятельств, дома никого не оказывается, кроме самой сестрёнки, Фиби; она, однако, вскоре догадывается, что её старшего брата исключили из школы, и очень из-за этого расстраивается. Холден делится с ней своей мечтой, навеянной подслушанной перед спектаклем песенкой (Фиби замечает, что это искажённое стихотворение Роберта Бёрнса):

Понимаешь, я себе представил, как маленькие ребятишки играют вечером в огромном поле, во ржи. Тысячи малышей, и кругом - ни души, ни одного взрослого, кроме меня. А я стою на самом краю скалы, над пропастью, понимаешь? И мое дело - ловить ребятишек, чтобы они не сорвались в пропасть. Понимаешь, они играют и не видят, куда бегут, а тут я подбегаю и ловлю их, чтобы они не сорвались. Вот и вся моя работа. Стеречь ребят над пропастью во ржи. Знаю, это глупости, но это единственное, чего мне хочется по-настоящему. Наверно, я дурак.

Тут возвращаются домой родители; Холден прячется и, выждав подходящий момент, покидает квартиру, так как не готов к встрече с ними. Он отправляется ночевать к своему преподавателю литературы, м-ру Антолини, который живёт с женой «в очень шикарной квартире на Саттон-плейс». М-р Антолини приветливо встречает юношу и обсуждает с ним его проблемы, хотя тот слишком устал, чтобы вдумываться в советы преподавателя. Ночью Холден просыпается от того, что м-р Антолини гладит его по голове и, испугавшись - он решает, что учитель пытается к нему «пристать», - в спешке собирает вещи. В голову ему приходит идея отправиться на Запад и притвориться глухонемым. Он пишет сестре записку с просьбой пересечься с ним перед его отъездом, чтобы он смог отдать ей занятые у неё деньги. Фиби, однако, узнав о планах брата, требует взять её с собой; он упорно не соглашается, но в итоге, увидев, как расстроена девочка, решает отказаться от своей затеи. Чтобы окончательно примириться с сестрёнкой, он ведёт её в Зоопарк Центрального парка. Брат с сестрой обнаруживают, что, несмотря на сезон, в парке работает карусель; видя, что девочка явно хочет прокатиться, Холден уговаривает её сесть на карусель, хотя она считает себя слишком большой для этого и немного стесняется. Роман оканчивается описанием карусели, кружащейся под внезапно хлынувшим ливнем: Холден любуется маленькой сестрёнкой и наконец-то чувствует себя счастливым. В коротком эпилоге Холден подводит итог всей этой истории и немногословно описывает последовавшие за ней события.

История

Первыми предшественниками «Над пропастью во ржи» стали ранние рассказы Сэлинджера, во многих из которых намечаются темы, впоследствии поднятые писателем в романе. Во время обучения в Колумбийском университете им был написан рассказ «Молодые ребята», одна из героинь которого описывалась исследователями как «едва очерченный прототип Салли Хейс». В ноябре 1941 года был написан рассказ под названием «Лёгкий бунт на Мэдисон-авеню», который впоследствии превратился в семнадцатую главу романа: в нём описывается ссора Холдена с Салли после катка и его встреча с Карлом Льюсом. «Лёгкий бунт на Мэдисон-авеню» стал первым произведением Сэлинджера, в котором появился персонаж по имени Холден Колфилд. Другой рассказ, под названием «Я сумасшедший», содержит в себе наброски двух эпизодов из «Над пропастью во ржи» (прощание Холдена с учителем истории и его разговор с матерью одного из одноклассников по дороге из школы в Нью-Йорк); его главный герой тоже носит имя Холдена Колфилда. В рассказе «День перед прощанием» (1944 год), к главному герою Джону Глэдуоллеру приезжает его друг, Винсент Колфилд, который рассказывает о своем младшем брате Холдене, «которого сто раз выгоняли из школы». Из повествования следует, что Холден служил в армии и пропал без вести, когда ему не было и 20 лет. В 1949 году The New Yorker принял к печати девяностостраничную рукопись под авторством Сэлинджера, главным героем которой был опять же Холден Колфилд, но впоследствии сам писатель отозвал текст обратно. Окончательный вариант романа был выпущен издательством Little, Brown and Company в 1951 году.

Рецензии

Рецензии на книгу «Над пропастью во ржи»

Пожалуйста, зарегистрируйтесь или войдите, чтобы оставить рецензию. Регистрация займет не более 15 секунд.

Юлия Олегина

Не до конца...

Пусть меня простят все почитатели этой несравненно великой книги, но я не нашла в ней того, чего искала. Дело в том, что я сама сейчас в том возрасте, который недалек от Холдена. И что? Мне разве близки его проблемы? Нет, я не болела этим. Неужели сейчас есть такие подростки, которые всю ночь просиживают в ночных барах, думают, про то, с кем и когда лечь в постель или за сколько можно вызвать "девушку на ночь". Может, слишком дерзкое заявление, но не об этом они думают в этом возрасте. Они думают о более серьезных вещах: о первой любви, о семье, о карьере. Я не знаю, конечно, образ жизни американцев, но за себя и за русских подростков скажу:"Книга не о нас!" Книгу стоит прочитать в качестве объяснеия психологии и поступков детей или для сравнения наций. Не более. Ещё раз извиняюсь, за свои столь неодобрительные суждения. Возможно, это я чего-то не поняла...

Полезная рецензия?

6 / 7

Вера Счастливая

Прыжок на месте

Ловить детей над пропастью, отказаться от гнилой родительской системы ценностей, искать новый смысл, строить великое и вечное - да, Сэлинджер пишет об этом красиво. Но только как мне реагировать на эти высокие речи, зная, что сам автор не стал главным героем, а спрятал голову в песок, закрывшись от внешнего мира в спальне? Как прабабушка Брэдбери, Сэлинджер лег и умер совсем молодым. И неважно, что кома его растянулась на шестьдесят лет - для детей, которые играют во ржи, Сэлинджер просто умер. Вместо того, чтобы организовать битников, он позволил им сбиться в стадо, найти тропинки к наркотикам и сексу и попрыгать в кому вслед за своим кумиром. Жестокость этой книги для меня очевидна, потому что она о той беспросветной действительности, что довлеет вокруг. Да, мир убог, сер и неприятен, но это еще больше стало заметно после того, как вспышка этой книги осветила мир, но погасла, не дав нам как следует разглядеть окружающее, чтобы найти все-таки выход из тупика, развернуться и побрести по ржаному полю в обратном направлении.

Полезная рецензия?

0 / 0

Future sailors

Вечно люди тебе всё портят

Трогательная история о противоречивых чувствах, обуреваемых главного героя, несравненного Холдена Колфилда. Гимн подростковому бунту. Парень, такой добрый и такой запутавшийся, ищущий свою дорогу и своё место в мире, немного мизантроп, неизменно вызывает симпатию. Честно говоря, мне ближе о симпатичнее "Маленький нью-йоркский ублюдок" Майкла Дилана Раскина, т.к. эту книгу я прочитала первой, но "Пропасть...", несомненно, тоже входит в ТОП-10 моих любимых книг. Это та же вселенная отчаявшихся аутсайдеров и неприятия мира. Романтика, мечты, грёзы и погружение в свой внутренний мир - порой бывает сложно порвать с детством и прошлыми идеалами и вступить в борьбу за выживание в жестоком мире взрослых, поняв, что всё, чему учили хорошему, надо забыть и воспитывать другие чувства - цинизм и жёсткость, наращивать зубы и когти. Но такие люди как Холден навсегда останутся непримиримыми борцами за свою внутреннюю свободу, пусть даже эта борьба заведомо обречена на поражение.

Полезная рецензия?

1 / 0

Дарья

Книгу мне удалось прочитать только со второго раза. Больше года назад я начинала читать, но тогда мне совершенно не понравился язык, которым была написана книга, какой-то резкий и грубоватый. Тогда я совершенно не понимала, почему знакомые так расхваливают эту книгу. Так я её и забросила, но почему-то эта книга не давала мне покоя, и я решила её всё-таки прочитать.

И знаете, я даже пожалела, что не прочитала её раньше. В книге толком и событий то никаких не происходит, а читать все равно интересно. Не важно, сколько вам лет, такие моменты бывают у каждого, когда хочется просто сбежать от реальности, забиться куда-нибудь подальше и переждать бурю. Что собственно и делает Холден. Он бежит, каждый раз в новое место, но каждый раз оно оказывается таким же, как и предыдущее: лживым, грязным и просто ненавистным для главного героя. Этой ненавистью прочитана вся книга от начала и до самого конца. Холден ненавидит решительно всё да и себя самого тоже. Он пытается найти хоть кого то, кто смог бы его понять, но люди либо слишком заняты собой, либо просто смотрят на него, как на сумасшедшего. Это ужасно тяжело - искать тех, кому ты нужен, кого ты можешь поймать во ржи, и кто сможет поймать тебя.

Идеи о побегах и всякие нелепые планы насчёт будущего - это, на мой взгляд, несусветная чушь, которая может придти в голову только подростку, но в этом мы все: в бредовых планах, с кучей амбиций, в постоянном поиске себя и тех, кто разделяет твои взгляды. Очень важно найти то, что тебе действительно по душе и посвятить этому жизнь.

Полезная рецензия?

1 / 0

Заира Теунова

Наверное, я прочитала слишком много положительных отзывов об этом романе, прежде чем взялась за него, и поэтому ожидала настоящего откровения, которого лично я не увидела. Но все равно книга мне понравилась: читалась очень легко и достаточно интересно.

Главный герой в романе – Холден Колфилд, молодой юноша 16 лет, которого отчислили из очередной школы. Он никак не может найти себе места в окружающем его мире, не может принять его таким, какой он есть, когда все нормы поведения поднимают внутри него бурю, и в каждом жесте, в каждом слове он чувствует фальшь, «липу». Такое острое восприятие действительности мешает ему стать частью общества. И он ищет, так как умеет, свой собственный путь в жизни, не желая подчиниться устоям.

Наверное, Холдену больше всего хотелось быть понятым. Поэтому книга будет очень полезной современным "Холденам" - старшеклассникам, которые подобно нашему бунтарю находится на распутье и не знают, какой дорогой пойти.

В целом: я рада, что прочитала эту книгу. Но жааль,что этого не случилось раньше(

Полезная рецензия?

Джером Д. Сэлинджер

Если вам на самом деле хочется услышать эту историю, вы, наверно, прежде всего захотите узнать, где я родился, как провел свое дурацкое детство, что делали мои родители до моего рождения, - словом, всю эту давид-копперфилдовскую муть. Но, по правде говоря, мне неохота в этом копаться. Во-первых, скучно, а во-вторых, у моих предков, наверно, случилось бы по два инфаркта на брата, если б я стал болтать про их личные дела. Они этого терпеть не могут, особенно отец. Вообще-то они люди славные, я ничего не говорю, но обидчивые до чертиков. Да я и не собираюсь рассказывать свою автобиографию и всякую такую чушь, просто расскажу ту сумасшедшую историю, которая случилась прошлым рождеством. А потом я чуть не отдал концы, и меня отправили сюда отдыхать и лечиться. Я и ему - Д.Б. - только про это и рассказывал, а ведь он мне как-никак родной брат. Он живет в Голливуде. Это не очень далеко отсюда, от этого треклятого санатория, он часто ко мне ездит, почти каждую неделю. И домой он меня сам отвезет - может быть, даже в будущем месяце. Купил себе недавно «ягуар». Английская штучка, может делать двести миль в час. Выложил за нее чуть ли не четыре тысячи. Денег у него теперь куча. Не то что раньше. Раньше, когда он жил дома, он был настоящим писателем. Может, слыхали - это он написал мировую книжку рассказов «Спрятанная рыбка». Самый лучший рассказ так и назывался - «Спрятанная рыбка», там про одного мальчишку, который никому не позволял смотреть на свою золотую рыбку, потому что купил ее на собственные деньги. С ума сойти, какой рассказ! А теперь мой брат в Голливуде, совсем скурвился. Если я что ненавижу, так это кино. Терпеть не могу.

Лучше всего начну рассказывать с того дня, как я ушел из Пэнси. Пэнси - это закрытая средняя школа в Эгерстауне, штат Пенсильвания. Наверно, вы про нее слыхали. Рекламу вы, во всяком случае, видели. Ее печатают чуть ли не в тысяче журналов - этакий хлюст, верхом на лошади, скачет через препятствия. Как будто в Пэнси только и делают, что играют в поло. А я там даже лошади ни разу в глаза не видал. И под этим конным хлюстом подпись: «С 1888 года в нашей школе выковывают смелых и благородных юношей». Вот уж липа! Никого они там не выковывают, да и в других школах тоже. И ни одного «благородного и смелого» я не встречал, ну, может, есть там один-два - и обчелся. Да и то они такими были еще до школы.

Словом, началось это в субботу, когда шел футбольный матч с Сэксонн-холлом. Считалось, что для Пэнси этот матч важней всего на свете. Матч был финальный, и, если бы наша школа проиграла, нам всем полагалось чуть ли не перевешаться с горя. Помню, в тот день, часов около трех, я стоял черт знает где, на самой горе Томпсона, около дурацкой пушки, которая там торчит, кажется, с самой войны за независимость. Оттуда видно было все поле и как обе команды гоняют друг дружку из конца в конец. Трибун я как следует разглядеть не мог, только слышал, как там орут. На нашей стороне орали во всю глотку - собралась вся школа, кроме меня, - а на их стороне что-то вякали: у приезжей команды народу всегда маловато.

На футбольных матчах всегда мало девчонок. Только старшеклассникам разрешают их приводить. Гнусная школа, ничего не скажешь. А я люблю бывать там, где вертятся девчонки, даже если они просто сидят, ни черта не делают, только почесываются, носы вытирают или хихикают. Дочка нашего директора, старика Термера, часто ходит на матчи, но не такая это девчонка, чтоб по ней с ума сходить. Хотя в общем она ничего. Как-то я с ней сидел рядом в автобусе, ехали из Эгерстауна и разговорились. Мне она понравилась. Правда, нос у нее длинный, и ногти обкусаны до крови, и в лифчик что-то подложено, чтоб торчало во все стороны, но ее почему-то было жалко. Понравилось мне то, что она тебе не вкручивала, какой у нее замечательный папаша. Наверно, сама знала, что он трепло несусветное.

Не пошел я на поле и забрался на гору, так как только что вернулся из Нью-Йорка с командой фехтовальщиков. Я капитан этой вонючей команды. Важная шишка. Поехали мы в Нью-Йорк на состязание со школой Мак-Берни. Только состязание не состоялось. Я забыл рапиры, и костюмы, и вообще всю эту петрушку в вагоне метро. Но я не совсем виноват. Приходилось все время вскакивать, смотреть на схему, где нам выходить. Словом, вернулись мы в Пэнси не к обеду, а уже в половине третьего. Ребята меня бойкотировали всю дорогу. Даже смешно.

И еще я не пошел на футбол оттого, что собрался зайти к старику Спенсеру, моему учителю истории, попрощаться перед отъездом. У него был грипп, и я сообразил, что до начала рождественских каникул я его не увижу. А он мне прислал записку, что хочет меня видеть до того, как я уеду домой, Он знал, что я не вернусь.

Да, забыл сказать - меня вытурили из школы. После рождества мне уже не надо было возвращаться, потому что я провалился по четырем предметам и вообще не занимался и все такое. Меня сто раз предупреждали - старайся, учись. А моих родителей среди четверти вызывали к старому Термеру, но я все равно не занимался. Меня и вытурили. Они много кого выгоняют из Пэнси. У них очень высокая академическая успеваемость, серьезно, очень высокая.

Словом, дело было в декабре, и холодно, как у ведьмы за пазухой, особенно на этой треклятой горке. На мне была только куртка - ни перчаток, ни черта. На прошлой неделе кто-то спер мое верблюжье пальто прямо из комнаты, вместе с теплыми перчатками - они там и были, в кармане. В этой школе полно жулья. У многих ребят родители богачи, но все равно там полно жулья. Чем дороже школа, тем в ней больше ворюг. Словом, стоял я у этой дурацкой пушки, чуть зад не отморозил. Но на матч я почти и не смотрел. А стоял я там потому, что хотелось почувствовать, что я с этой школой прощаюсь. Вообще я часто откуда-нибудь уезжаю, но никогда и не думаю ни про какое прощание. Я это ненавижу. Я не задумываюсь, грустно ли мне уезжать, неприятно ли. Но когда я расстаюсь с каким-нибудь местом, мне надо почувствовать, что я с ним действительно расстаюсь. А то становится еще неприятней.

Мне повезло. Вдруг я вспомнил про одну штуку и сразу почувствовал, что я отсюда уезжаю навсегда. Я вдруг вспомнил, как мы однажды, в октябре, втроем - я, Роберт Тичнер и Пол Кембл - гоняли мяч перед учебным корпусом. Они славные ребята, особенно Тичнер. Время шло к обеду, совсем стемнело, но мы все гоняли мяч и гоняли. Стало уже совсем темно, мы и мяч-то почти не видели, но ужасно не хотелось бросать. И все-таки пришлось. Наш учитель биологии, мистер Зембизи, высунул голову из окна учебного корпуса и велел идти в общежитие, одеваться к обеду. Как вспомнишь такую штуку, так сразу почувствуешь: тебе ничего не стоит уехать отсюда навсегда, - у меня по крайней мере почти всегда так бывает. И только я понял, что уезжаю навсегда, я повернулся и побежал вниз с горы, прямо к дому старика Спенсера. Он жил не при школе. Он жил на улице Энтони Уэйна.

Я бежал всю дорогу, до главного выхода, а потом переждал, пока не отдышался. У меня дыхание короткое, по правде говоря. Во-первых, я курю, как паровоз, то есть раньше курил. Тут, в санатории, заставили бросить. И еще - я за прошлый год вырос на шесть с половиной дюймов. Наверно, от этого я и заболел туберкулезом и попал сюда на проверку и на это дурацкое лечение. А в общем я довольно здоровый.

Словом, как только я отдышался, я побежал через дорогу на улицу Уэйна. Дорога вся обледенела до черта, и я чуть не грохнулся. Не знаю, зачем я бежал, наверно, просто так. Когда я перебежал через дорогу, мне вдруг показалось, что я исчез. День был какой-то сумасшедший, жуткий холод, ни проблеска солнца, ничего, и казалось, стоит тебе пересечь дорогу, как ты сразу исчезнешь навек.

Ух, и звонил же я в звонок, когда добежал до старика Спенсера! Промерз я насквозь. Уши болели, пальцем пошевельнуть не мог. «Ну, скорей, скорей!» - говорю чуть ли не вслух. - Открывайте!» Наконец старушка Спенсер мне открыла. У них прислуги нет и вообще никого нет, они всегда сами открывают двери. Денег у них в обрез.

Холден! - сказала миссис Спенсер. - Как я рада тебя видеть! Входи, милый! Ты, наверно, закоченел до смерти?

Мне кажется, она и вправду была рада меня видеть. Она меня любила. По крайней мере, мне так казалось.

Я пулей влетел к ним в дом.

Как вы поживаете, миссис Спенсер? - говорю. - Как здоровье мистера Спенсера?

Дай твою куртку, милый! - говорит она. Она и не слышала, что я спросил про мистера Спенсера. Она была немножко глуховата.

Она повесила мою куртку в шкаф в прихожей, и я пригладил волосы ладонью. Вообще я ношу короткий ежик, мне причесываться почти не приходится.

Как же вы живете, миссис Спенсер? - спрашиваю, но на этот раз громче, чтобы она услыхала.

Прекрасно, Холден. - Она закрыла шкаф в прихожей. - А ты-то как живешь?

Отлично, - говорю. - А как мистер Спенсер? Кончился у него грипп?

Кончился? Холден, он себя ведет как… как не знаю кто!.. Он у себя, милый, иди прямо к нему.

У них у каждого была своя комната. Лет им было под семьдесят, а то и больше. И все-таки они получали удовольствие от жизни, хоть одной ногой и стояли в могиле. Знаю, свинство так говорить, но я вовсе не о том. Просто я хочу сказать, что я много думал про старика Спенсера, а если про него слишком много думать, начинаешь удивляться - за каким чертом он еще живет. Понимаете, он весь сгорбленный и еле ходит, а если он в классе уронит мел, так кому-нибудь с первой парты приходится нагибаться и подавать ему. По-моему, это ужасно. Но если не слишком разбираться, а просто так подумать, то выходит, что он вовсе не плохо живет. Например, один раз, в воскресенье, когда он меня и еще нескольких других ребят угощал горячим шоколадом, он нам показал потрепанное индейское одеяло - они с миссис Спенсер купили его у какого-то индейца в Йеллоустонском парке. Видно было, что старик Спенсер от этой покупки в восторге. Вы понимаете, о чем я? Живет себе такой человек вроде старого Спенсера, из него уже песок сыплется, а он все еще приходит в восторг от какого-то одеяла.

Дверь к нему была открыта, но я все же постучался, просто из вежливости. Я видел его - он сидел в большом кожаном кресле, закутанный в то самое одеяло, про которое я говорил. Он обернулся, когда я постучал.

Кто там? - заорал он. - Ты, Колфилд? Входи, мальчик, входи!

Он всегда орал дома, не то что в классе. На нервы действовало, серьезно.

Только я вошел - и уже пожалел, зачем меня принесло. Он читал «Атлантик мансли», и везде стояли какие-то пузырьки, пилюли, все пахло каплями от насморка. Тоску нагоняло. Я вообще-то не слишком люблю больных. И все казалось еще унылее оттого, что на старом Спенсере был ужасно жалкий, потертый, старый халат - наверно, он его носил с самого рождения, честное слово. Не люблю я стариков в пижамах или в халатах. Вечно у них грудь наружу, все их старые ребра видны. И ноги жуткие. Видали стариков на пляжах, какие у них ноги белые, безволосые?

Здравствуйте, сэр! - говорю. - Я получил вашу записку. Спасибо вам большое. - Он мне написал записку, чтобы я к нему зашел проститься перед каникулами; знал, что я больше не вернусь. - Вы напрасно писали, я бы все равно зашел попрощаться.

Садись вон туда, мальчик, - сказал старый Спенсер. Он показал на кровать.

Я сел на кровать.

Как ваш грипп, сэр?

Знаешь, мой мальчик, если бы я себя чувствовал лучше, пришлось бы послать за доктором! - Старик сам себя рассмешил. Он стал хихикать, как сумасшедший. Наконец отдышался и спросил: - А почему ты не на матче? Кажется, сегодня финал?

Да. Но я только что вернулся из Нью-Йорка с фехтовальной командой.

Господи, ну и постель! Настоящий камень!

Он вдруг напустил на себя страшную строгость - я знал, что так будет.

Значит, ты уходишь от нас? - спрашивает.

Да, сэр, похоже на то.

Тут он начал качать головой. В жизни не видел, чтобы человек столько времени подряд мог качать головой. Не поймешь, оттого ли он качает головой, что задумался, или просто потому, что он уже совсем старикашка и ни хрена не понимает.

А о чем с тобой говорил доктор Термер, мой мальчик? Я слыхал, что у вас был долгий разговор.

Да, был. Поговорили. Я просидел у него в кабинете часа два, если не больше.

Что же он тебе сказал?

Ну… всякое. Что жизнь - это честная игра. И что надо играть по правилам. Он хорошо говорил. То есть ничего особенного он не сказал. Все насчет того же, что жизнь - это игра и всякое такое. Да вы сами знаете.

Но жизнь действительно игра, мой мальчик, и играть надо по правилам.

Да, сэр. Знаю. Я все это знаю.

Тоже сравнили! Хороша игра! Попадешь в ту партию, где классные игроки, - тогда ладно, куда ни шло, тут действительно игра. А если попасть на д р у г у ю сторону, где одни мазилы, - какая уж тут игра? Ни черта похожего. Никакой игры не выйдет.

А доктор Термер уже написал твоим родителям? - спросил старик Спенсер.

Нет, он собирается написать им в понедельник.

А ты сам им ничего не сообщил?

Нет, сэр, я им ничего не сообщил, увижу их в среду вечером, когда приеду домой.

Как же, по-твоему, они отнесутся к этому известию?

Как сказать… Рассердятся, наверно, - говорю. - Должно быть, рассердятся. Ведь я уже в четвертой школе учусь.

И я тряхнул головой. Это у меня привычка такая.

Эх! - говорю. Это тоже привычка - говорить «Эх!» или «Ух ты!», отчасти потому, что у меня не хватает слов, а отчасти потому, что я иногда веду себя совсем не по возрасту. Мне тогда было шестнадцать, а теперь мне уже семнадцать, но иногда я так держусь, будто мне лет тринадцать, не больше. Ужасно нелепо выходит, особенно потому, что во мне шесть футов и два с половиной дюйма, да и волосы у меня с проседью. Это правда. У меня на одной стороне, справа, миллион седых волос. С самого детства. И все-таки иногда я держусь, будто мне лет двенадцать. Так про меня все говорят, особенно отец. Отчасти это верно, но не совсем. А люди всегда думают, что они тебя видят насквозь. Мне-то наплевать, хотя тоска берет, когда тебя поучают - веди себя как взрослый. Иногда я веду себя так, будто я куда старше своих лет, но этого-то люди не замечают. Вообще ни черта они не замечают.

Старый Спенсер опять начал качать головой. И при этом ковырял в носу. Он старался делать вид, будто потирает нос, но на самом деле он весь палец туда запустил. Наверно, он думал, что это можно, потому что, кроме меня, никого тут не было. Мне-то все равно, хоть и противно видеть, как ковыряют в носу.

Потом он заговорил:

Я имел честь познакомиться с твоей матушкой и с твоим отцом, когда они приезжали побеседовать с доктором Термером несколько недель назад. Они изумительные люди.

Да, конечно. Они хорошие.

«Изумительные». Ненавижу это слово! Ужасная пошлятина. Мутит, когда слышишь такие слова.

И вдруг у старого Спенсера стало такое лицо, будто он сейчас скажет что-то очень хорошее, умное. Он выпрямился в кресле, сел поудобнее. Оказалось, ложная тревога. Просто он взял журнал с колен и хотел кинуть его на кровать, где я сидел. И не попал. Кровать была в двух дюймах от него, а он все равно не попал. Пришлось мне встать, поднять журнал и положить на кровать. И вдруг мне захотелось бежать к чертям из этой комнаты. Я чувствовал, сейчас начнется жуткая проповедь. Вообще-то я не возражаю, пусть говорит, но чтобы тебя отчитывали, а кругом воняло лекарствами и старый Спенсер сидел перед тобой в пижаме и халате - это уж слишком. Не хотелось слушать.

Тут и началось.

Что ты с собой делаешь, мальчик? - сказал старый Спенсер. Он заговорил очень строго, так он раньше не разговаривал. - Сколько предметов ты сдавал в этой четверти?

Пять, сэр.

Пять. А сколько завалил?

Четыре. - Я поерзал на кровати. На такой жесткой кровати я еще никогда в жизни не сидел. Английский я хорошо сдал, потому что я учил Беовульфа и «Лорд Рэндал, мой сын» и всю эту штуку еще в Хуттонской школе. Английским мне приходилось заниматься, только когда задавали сочинения.

Он меня даже не слушал. Он никогда не слушал, что ему говорили.

Я провалил тебя по истории, потому что ты совершенно ничего не учил.

Понимаю, сэр. Отлично понимаю. Что вам было делать?

Совершенно ничего не учил! - повторял он. Меня злит, когда люди повторяют то, с чем ты сразу согласился. А он и в третий раз повторил: - Совершенно ничего не учил! Сомневаюсь, открывал ли ты учебник хоть раз за всю четверть. Открывал? Только говори правду, мальчик!

Нет, я, конечно, просматривал его раза два, - говорю. Не хотелось его обижать. Он был помешан на своей истории.

Ах, просматривал? - сказал он очень ядовито. - Твоя, с позволения сказать, экзаменационная работа вон там, на полке. Сверху, на тетрадях. Дай ее сюда, пожалуйста!

Это было ужасное свинство с его стороны, но я взял свою тетрадку и подал ему - больше ничего делать не оставалось. Потом я опять сел на эту бетонную кровать. Вы себе и представить не можете, как я жалел, что зашел к нему проститься!

Джером Д. Сэлинджер. Над пропастью во ржи. Книга. Читать онлайн. 16 Сен 2017 admin